Дубль два спецом для Обзоры Ориджиналов.
Категория: джен с элементами гета и броманса и с примесью чего-то там еще)
Рейтинг: R
Жанры: повседневность, юмор-драма, POV, Hurt/comfort, психология
Предупреждения: нецензурная лексика, пропаганда безудержного веселья XD
Размер: макси
Ссылка на фикбук: здесь
Ссылка на прошлую пропущенную часть: 2.11"О важности завтрака"
НОВОЕ:
Awakers (Пробудители), 2.12
"Рокировка"
"Рокировка"
- Вечеринка окончена, давай...
Куда там! Вцепился мертвой хваткой в шест - такой приличный “стриптизер”, при костюме. С галстуком. Вцепился, трется щекой... Шест весь в блестках, и щека теперь мерцает звездной пылью в свете прожекторов. В свете камерных вспышек.
- Давай, иди сюда, - я один за другим отцепляю его пальцы от богомерзкого шеста, перекидываю руку через плечо.
читать дальше здесь и сейчас
- Мон шери, - дышит он спиртом в мое ухо. Совсем на ногах не стоит, и держится за меня как-то вяло; это я за него схватился - не дай бог отпустить, упадет же. Разобьется.
Я тащу его на свежий воздух - то еще приключение, когда дело доходит до лестницы. Но он сговорчивый, податливый, помочь пытается. Я сгружаю его на тротуар: спина к кирпичной стене, ноги вытянуты, голова склоняется к плечу. Губа разбита.
- Подрался что ли?
- Нет, - как ребенок капризный.
Я достаю бумажный платок, пытаюсь вытереть кровь, но черта с два. Он говорит, мешается.
- Говорят, со мной уматно целоваться.
- Ну и молодец.
- Я не предлагаю, я хвастаюсь.
- Ага.
Я ловлю момент, пока он молчит, орудую салфеткой, ослабляю ворот рубашки, убираю мокрую челку со лба.
- Да норм я... Норм, не парись, - хихикает еще, отмахивается.
- Блевать будешь?
- Не.
- Тогда давай в машину.
- Не, тогда буду.
Он умолкает, замирает; я сижу на корточках, размышляя, стоит ли воспользоваться моментом и запихнуть его в машину или подождать, когда он снова начнет подавать признаки жизни.
- Эй, - я трясу его за плечо, он мычит, глаза чуть-чуть открываются.
- Как ты меня нашел?
- Через мобильник. Джи Пи Эс.
- Серьезно? - глаза открываются совсем. Он смотрит на меня и заливается смехом. - Йоооптаааа! Майк был прав! Про древние мобилки, помнишь?
- Угу.
- Думаешь, у него еще остались?
Наверное, что-то знаковое проскальзывает на моем лице, потому что он такой весь пьяный и несоображающий, протягивает руки и сдается с улыбкой победителя:
- Все, все, вези меня… Я буду паинькой. Я очень хороший, да?
* * * *
В то время, когда мы не крутимся с сумасшедшем ритме по выступлениям, интервью и вечеринкам; одолевает страшная скука. Вроде все это должно будоражить нервную систему, но система отказывает. Так или иначе, мы уже здесь были, что-то из этого мы проходили. Так что за Майком я увязываюсь исключительно из неистовой скуки.
Мы мало говорим в последнее время. Точнее, в интервью говорим предостаточно. Ну, как сказать “говорим”. Это Майк с Троем теряют контроль при виде диктофона, будто твиттеров им не хватает. Трой все же умудрился ляпнуть у себя, что будет “защищать права бисексуалов”, а теперь и понеслось.
- А кому еще защищать? - раскидывает он руки. - Вот за права геев все бороться горазды, а как би, так никому не надо? Типа, ни рыба, ни мясо. Я буду! - он тычет пальцем в стол на полном серьезе. - Я буду бороться за браки между бисексуалами!
Моя рука уже тянется к лицу: глаза бы не видели, уши бы не слышали. Уверен, что завтра этот стеб выльется в маленькую колоночку местной бульварной газетенки, со шрифтом заголовка превышающим по величине саму заметку.
- Тогда я буду бороться за права толстых! - стучит кулаком по столу Майк, тоже разворачивая свою “твиттерную кампанию” в гонке за звание любимчика публики. - Вы замечали, как в прессе любят муссировать вес публичных личностей? Даже блоги такие есть про знаменитостей, типа “беременная или просто толстая?” Я не шучу, серьезно! - он тоже разводит руками. - Это не смешно даже. Это же как бы люди, которые, между прочим, какую-то лепту внесли в окружающую среду, какого хера доколупываться? Это неуважение.
- Ты сам только что назвал их толстыми, - напоминает Трой.
- Не называл.
- Ты сказал, что будешь бороться за права толстых, - напоминает солист, пытаясь скинуть с Майка пару-тройку очков.
- Это формальность, - он пытается съехать с темы.
- Да и вообще, что ты про это знаешь, ты в жизни толстым не был! Вот я был!
- Почему был? Ты и сейчас толстый, - ржет Майк. - Так что я буду бороться за твои права включительно.
Это у них новый этап приколов: Майк обзывает нашего невесомого солиста толстым, а тот распространяет слухи о том, что Майк ненатуральный брюнет и кличет его блондинкой.
- Тогда я буду бороться за права Ральфа! - вступает Том.
Басист вздрагивает, услышав свое имя, вопросительно глядит в сторону коллеги.
- Он как-то плохо представлен, - коряво поясняет Том. - А он, между прочим, стоял у истоков группы. Если бы не Ральф, нас бы тут никого не было, - он задирает темные очки на лоб, поднимает обе руки вверх. - Я буду бороться за его права!
А Ральф ничего, Ральф бегает по утрам. Совсем рано. Я как-то застал его, когда возвращался в отель.
- Совсем бросил, - сообщает он вполголоса и машет перед лицом рукой для конспирации, изображая невидимый косяк. Уверен, это ребята из Контраверс на него повлияли, потому что никто из нас не мог: Трой с Майком слишком заняты “борьбой за права”, Том сам словно с дуба рухнул, а я не могу ни на кого повлиять в принципе.
- Вообще странно все это, - делится внезапно, предпочитая открывать рот исключительно за кадром. - Это же была моя идея. А теперь у меня такое впечатление, будто я не участвую в ней вовсе.
* * * *
Трой: - У каждого есть что-нибудь особенное. Типа талант или что-то в этом роде. Если человек не в курсе, это не значит, что его нет. Это значит, что может, у него друзья хреновые.
* * * *
Я думал, что если на Троя когда-нибудь нападет звездная болезнь, то это будет нечто в духе “я такая звезда, такой талант, ну-ка поклоняйтесь мне все дружно”. Случается еще хуже. Трой не то, что мнит себя выдающимся и особенным. Он искренне верит в то, что он и его музыка, его слова помогают людям. Лечат душу, зализывают раны и прочая такая ерунда.
Журналисты наконец-то улавливают уникальность Троя. Каждый божий из них. Я уже и не вижу его вне работы. Все либо интервью, либо выступления, причем вид у него все время совершенно очумелый: взъерошенный, восторженный, несущийся куда-нибудь сломя голову. Так его и видит толпа: радуга за спиной, леденцовый румянец и кавайные блики в глазах. Такой из себя весь “рокер” мать его перемать.
Я отворачиваюсь и не смотрю.
* * * *
Вопрос: - Какой предмет, наиболее отражающий нашу эпоху вы бы положили в капсулу времени?
Майк: - Какашку. Никто так не отражает моральные устои нашего общества, как какашка.
* * * *
Я все чаще вспоминаю эту сцену. Мы стоим на краю тротуара, Эмма и я. Она выпросила мороженое, и теперь с упоением ковыряется ложкой в аппетитном стаканчике. Вокруг утро, солнце и ветер. На ней джинсовка с коротким платьицем, и когда ветер накатывает волной посильнее, юбка парашютом вздымается вверх, как у Мерилин Монро в том фильме. Народу на улице не так много, но все равно. А когда я говорю ей об этом, она просто пожимает плечами:
- У меня руки заняты, - язычок незабвенно проходится по пластиковой ложке. - Тебя это парит?
Я дергаю правым плечом, она отзеркаливает мой жест. Так мы и стоим: Эмма, я и ее летающая юбка.
Я думаю, странно, как пока мы проводили вместе каждый день, я не мог представить жизнь без ее существования. А теперь ее нет рядом, я и не могу вспомнить, как это - быть с ней.
Я уныло смотрю в скайп и вижу лишь изображение.
- Скучаешь по мне? - она игриво вздергивает подбородок, густая тень от ресниц скрывает взгляд.
- Ага.
- Поэтому у тебя вид такой замудоханный?
Я устал, мне скучно, а из головы ни выходит ее летающая юбка.
Через четырнадцать минут я объявляю, что иду спать. Еще через девять следую за Майком.
* * * *
- Вы с Троем дураков из себя строите, - говорю я где-то посреди наших с ним посиделок.
С Троем-то все понятно, все уже привыкли к тому, что глупости из его уст льются как из рога изобилия. Но дурашливый Майк - это нечто внезапное; забавное и удручающее одновременно.
- Я думал, ты заботишься об имидже группы, - напоминаю я, покусывая трубочку.
- Ааа, завтра никто не вспомнит, - он фыркает на мой вопросительный взгляд. - Ты помнишь хоть одну группу, которая была на разогреве у другой группы?
На самом деле, я помню. Не одну, и не две. Но настрой Майка мне понятен: сколько бы эти двое не кричали в твиттерах, всеобщей славой пока что не пахнет. Хотя один факт того, что у нас что-то спрашивают какие-то люди, а мы отвечаем на диктофон приводит меня в недоумение.
Не знаю, как до этого доходит дело, но где-то посреди вечера я рассказываю ему про злополучную летающую юбку, а потом разговор уклоняется в другое русло.
- Не усложняй, П. Не то, что бы ты прямо женат и связан по рукам и ногам. А сейчас что? Ты на библии присягал что ли? - распинается Майк и я сознаюсь, что вообще-то не присягал.
- Ну вот, я и говорю, - продолжает он. - Все это делают! Для этого даже термин существует. Твой драгоценный Трой это делает, - он тыкает себя в челюсть, напоминая о засосе на небезгрешной тушке нашего солиста. Странно даже становится на секунду: Трой и секс на одну ночь как-то не вяжутся. То есть при всей своей идиотичности этот долбоеб почему-то кажется... невинным. Хотя я уверен, что трахается он с той же детской непосредственностью и вселенской любовью, с которой поет. Поймав себя на мысли, что я размышляю о том, каков Троя в постели, я трясу головой и звонко стукаю пустым стаканом по столу:
- Надо повторить.
* * * *
- Ты видел его? Видел? Воооот такой ширины, вот такоооой вышины! - без устали распинается Трой. Это он про город какой-то. Нашел себе еще один любимый порт по душе.
Я не видел. В последнее время я вижу только, как палочки мечутся по барабанам, один транспорт сменяет другой, а сны пляшут безумные пляски. Сегодня площадка крытая, под светом прожекторов нестерпимо жарко. Я думаю, что выживу, но написанный от руки сетлист расплывается в поле зрения. Недавно на одной из вечеринок мне на глаза попалась ледяная скульптура на столе, и теперь она не выходит из головы. Сейчас бы раздеться догола, прижаться к ней всем туловищем и стоять так, пока она не растает. То есть, минуты две, учитывая температуру моего тела. От футболки пришлось избавиться еще на втором треке и теперь, пожалуй, только этот мираж меня и спасает.
Когда пытка по названием “разогрев” (какой уж тут разогрев!) закончена, я иду лежать в противоположный угол от Троя. Первое, что я вижу, когда открываю глаза - встревоженное лицо Тома. Том еще ничего, молодцом. Хотя пиликание по клавишам и барабанные бои требуют значительно разных затрат энергии. Он протягивает бутылку холодной воды, сочувственно улыбается. Наверху Майк чертыхается, поливая себя водой из идентичного сосуда. Ральф с невидящим взглядом общается с портативным вентилятором.
- Надо выйти, - понимаю я наконец свою ошибку. Свежий воздух! Вот чего не хватает.
У черного выхода я застаю Троя: тоже сидит в нокдауне, прислонившись к мусорному баку. Смешно даже, как мы двое, выросшие в знойном климате, бурно реагируем на высокие температуры.
Я потерянно топчусь на месте: льнуть к мусорке желания нет, тем более голой спиной, а другой доступной опоры не наблюдается. Так что я стою и переминаюсь с ноги на ногу под пристальным взором Троя.
- Мне не нравится, как ты выглядишь, - бесцеремонно выдает он.
- Что, ты же сам хотел, чтобы я выступал без футболки.
- Я не про то. Ты красивый. Мне не нравятся твои вибрации.
- Мои что?
- Это как волны. Они создают как бы... - он изображает руками бушующий океан. Явно начитался бессонной ночью псевдонаучной ерунды в интернетах.
- Ну, поставь меня на “бесшумный”, - фыркаю я.
- Тебе нельзя меняться, - мямлит он невнятно. - Если ты изменишься, сместится баланс в группе, это нельзя. Тогда все будет по-другому. Дисгармония. Ладно?
- А зачем мне меняться, мы же идеальны, да?
* * * *
Это странное-странное чувство, когда кисточка проходит по веку у самых ресниц. Щекотно. А потом непривычно вовсе. Глаза будто слипаются, и я часто моргаю. Смотрю в зеркало и не могу сдержать улыбку. Том - инициатор сей аферы - тоже выглядит довольным. Что и говорить, подводкой он орудует ловко: не хуже Эммы. Откуда только такие таланты?
Гордон не впечатлен.
- Ты же сам предлагал накрасить мне глаза, - напоминаю я.
- Я передумал.
- Передумай обратно, меня прикалывает.
- А помнишь я еще как-то раз предлагал поменяться местами?
- Ну?
- Беру свои слова обратно.
* * * *
Вопрос: - Кого из знаменитостей вы хотели бы встретить?
Трой: - Я хотел бы встретить Брэндона Флауэрса. Мы бы посидели, выпили, поболтали.
Майк: - Он не пьет. Он мормон.
Трой: - Что? Серьезно? Ха. Что я тогда буду с ним делать? У меня ж душа в пятки уйдет, если я не выпью!
* * * *
Удивительно, как рутина сужает рамки. Гостиницы снова на одно лицо - чуть больше, чуть меньше. Дежурные улыбки на входе, кофейные автоматы в лобби, окна с видом в кирпичные стены. Я думаю, что у наших старших коллег пейзаж получше, но толку-то. На улице все то же небо, все те же деревья, а если прищуриться, можно притвориться, что мы вообще никуда не уезжали. Том рассказывает, как чует морской бриз кончиком носа. Что он вообще знает о морском бризе, мальчишка из английской деревни?
Но сегодня ночь отличается от всех других одноликих ночей. Теоретически терраса закрывается в двенадцать, но небо уже светлеет, а нас так никто и не погнал. Возможно, Трой подкупил кого-нибудь, и теперь мы сидим вдвоем на лежаках, равнодушные к плеску воды в бассейне.
Звучит поэтично; на деле значит, что мы опять не спали всю ночь, на полу выстроился нестройный ряд бутылок. Звезды как мыльные пузыри лопаются в бледном свете со звонким чпоком в исполнении Троя. Он больше не говорит, что ему не нравится мой вид. Подергивает струны на гитаре, хвастаясь новыми аккордами, зевает.
Я все запомнил, потому что тогда Трой говорит:
- Ты слишком много пьешь, Саймон.
Вот так, без вокруг да около. То есть тот самый Трой, который на прошлой неделе решил, что выставленное возле кафе меню на подставке - это пюпитр, и разумеется, надо встать перед ним и дирижировать коктейльной трубочкой на радость прохожим. Конечно, я смеюсь.
- Кто бы говорил.
Я снисходительно склоняю голову набок, мол, это тебя, дружочек, лечить надо. Смотрю на него, а он совершенно серьезен. Держит свою пустую стекляшку и говорит:
- Я всего два бокала выпил, - а сам косится на тот нестройный бутылочный ряд на полу.
- И что? - я, конечно, пожимаю плечами. - С тебя и этого хватит.
Это правда. На меня алкоголь не так действует.
- Что, я в порядке! - я возмущенно поднимаю руки в воздух в ответ на его молчание. Конечно, я в порядке. Даже песни иногда пишу. Вот правда, некоторые способны творить только, когда все плохо, а у меня наоборот. Я в порядке и пишу песни. Я охренительно в порядке! Пять часов утра, там на небе звезды лопаются, а мы еще не ложились.
А потом Трой говорит то, что добивает меня окончательно:
- Думаю, нам надо пересмотреть свой образ жизни.
И начинает гнать про то, что он будет принимать меры, потому что он старший (!) и несет за меня ответственность, а заканчивается все тем, что "мы должны подавать хороший пример подрастающему поколению" и прочей ерундой, которая звучит в его устах как чистой воды ересь.
- Какие меры?
- Ну, тебе же еще не 21, так что я не буду покупать тебе выпивку.
- Как хорошо, что мы не в Штатах, - усмехаюсь я, припоминая местные законы, которые более лояльны по части алкоголя.
- Саймон, - настаивает он очень серьезным голосом.
- Что? Чего ты ко мне прикопался?
- Я же говорил, что мне мозг отрубает, когда я бухой.
- А мне нет, и что? Никто тебя не заставляет.
- Ты уверен, что нет?
- Тебе-то какое дело? - резко выходит, но слушать нравоучения Гордона выше моих сил.
- Я же хочу, чтобы с тобой все было хорошо, Сай, зачем ты злишься?
- Я не злюсь, меня просто бесит, что ты решил, что можешь сделать лучше? Как со всеми этими дурацкими советами в интервью... Что за ерунда: “любите себя”, “у всех есть таланты”? С чего ты взял? С чего ты вообще взял, что такой особенный, что умеешь чинить людей?
Отворачивается. Лица не видна, но силуэт будто острее стал:
- Но тебя же я смог починить.
- Ты уверен? Ничего ты не умеешь!
- Ты кретин пьяный, понял? - он махает рукой в мою сторону в жесте чистосердечной обиды. - И вообще... вообще ты пингвин-депрессняк! Только и делаешь, что сопли на кулак мотаешь. Бухаешь и мотаешь сопли на кулак, думаешь я не вижу? Как можно депрессировать, когда у тебя лучшая в мире работа?
- Ну, хочешь я буду бухать жизнерадостно? - предлагаю я.
- Ааа, ебать тебя в пень, Саймон! - он аж на ноги вскакивает от возбуждения. - Хочешь добиться, чтобы я с крыши прыгнул?
- Да что с тобой сделается? Разлетишься фейерверком?
Я подъебываю, конечно. Я же знаю, что Трой Гордон не состоит из конфетти и петард. Бесит, что никто другой этого не видит.
И все бы ничего, но на его сторону встает Майк, и все это становится похоже на дурацкую собрание неанонимного алкоголика. Чувство премерзкое, будто мне сделали откат на годы назад и я снова вернулся в Тот Самый клуб, где меня заставляли поверить, что у меня реальные проблемы и надо с ними бороться.
- Да идите вы в жопу, пацаны! - не выдерживаю я. - Можно подумать, что сами никто не хлещете! Как я Троя на себе из стриптиз-бара выношу, так нормально?
- Это кто кого выносил! - бурно не соглашается Трой.
- Ага, да ты в нетрезвом виде двух шагов пройти не можешь.
- Попутал что ли? Это я тебя выносил! - повторяет он настойчиво, заглядывая мне в глаза. - Ты всю ночь где-то залипал, я тебя нашел... Тебе же губу разбили, идиота кусок!
Я провожу языком по губе: правда разбили. Похоже, осколки воспоминаний о той ночи склеились в какую-то неправильную мозаику, и теперь приходится разбирать и перестраивать ее заново. Открытие совсем нелицеприятное. Оказывается, как бы я ни желал переиначить историю, факт остается фактом: это я надрался до чертиков и строил из себя дурака у всех на виду.
А Майк совсем беспощадный. Разворачивает свой айфон у меня перед носом и объявляет:
- Поздравляю, ты попал на ю-тюб.
Я щурюсь на прямоугольное видеоокошко под заголовком “Красавчик в галстуке штурмует стриптизный шест ”.
- Узнаешь себя? - хмыкает он, тыча пальцем в размытое постыдное, но все же безошибочно мое лицо на экране.
Я медленно мотаю головой. Не узнаю.
* * * *
Мне долго слышится голос в полусне. Теплый, нетерпеливый. Родной. Он зовет меня снова и снова, но ответить я не могу. Я лежу неподвижно, тяжелый, придавленный собственной значимостью. Возможно даже, я лежу в коме окруженный семьей-друзьями-врачами, которые призывают меня очнутся. Наверняка, была демонстрация, взрыв, и конечно же, я пострадал очень-очень серьезно... Я счастлив.
Я открываю глаза. Ничего не болит. Гостиничный потолок по прежнему пестрит солнечными зайчиками. Трой лежит поперек соседней заправленной кровати, свесив ноги на пол. Футболка чуть задралась вверх, оголяя бледную полоску кожи. Я крадусь тихо-тихо, кладу руку поверх полосатой ткани (полоски позитивные): средний палец упирается в ребра, под ладонью плавно пульсирует жилка. Это Солнечное Сплетение Троя Гордона - самое счастливое место на Земле. Отсюда он поет.
Он приподнимает голову:
- Что ты делаешь?
Я прижимаю палец к губам:
- Тссс. Я открыл чудо.
- Сай, ты до сих пор пьяный?